Вслед белым стопам снегопада
дохнула и белая стужа,
и белые ветры натужно
свистели, и не было сладу

с погодою, белою грустью,
навеянной зимним ненастьем,
обнявшим наш город  так властно,
что, мнилось: уже не  отпустит.

На стёклах — следы поцелуев
и кисти январских морозов:
узор с ледяною мимозой
и птичьим изогнутым клювом…

Спасает от холода книга
взволнованных строчек поэта,
в которых и жаркое лето,
и звёздные, цвета индиго,

звенящие, южные ночи,
и шёпот морской Коктебеля,
а в окнах моих мир застелен
листами из снежных пророчеств.

Мой Симферополь, город-собиратель
зелёных улиц, скверов, площадей,
своей любви к тебе мне не растратить
ни днём весенним, ни в сезон дождей.

На тихих тропках затеряюсь в парке,
чтоб рыжих белок булкой угостить,
а за каштановой высокой «аркой»
пруд в камышовых зарослях грустит.

Люблю гривастых львов у Воронцовки
среди сосны и пламени цветов
и в облаках  небесной зарисовки
угадывать фантазии ветров.

Мне дороги и петли переулков,
дом-боровик, высокий новострой…
Вокзальные часы ударом гулким
торопят день, обнявший город мой.