Елена Осминкина
«И снова даль обнажена…»
Поэт Анатолий Масалов хорошо известен крымскому читателю. Он автор шести сборников стихов, член Союза писателей России. Поэт является лауреатом пяти Литературных премий: АР Крым, Всероссийской премии им. Н. Гумилева, премии им. А. П. Чехова, премий общественного признания «Серебряная лира» и «Золотая лира». Однако, не успокаиваясь на достигнутом, А. Масалов продолжает активную творческую жизнь, участвует во многих фестивалях и мастер - классах, активно встречается с любителями поэзии, полон новых творческих замыслов.
Хочу поделиться с читателями впечатлениями от прочитанной книги автора «И снова даль обнажена…». Эпиграфом к сборнику стихов поэт выбрал слова Франсуа Вийона: «Я знаю все, но только не себя». Стремление познавать законы общества и Вселенной – трудное дело. Но познавать собственный мир – задача, на мой взгляд, еще более сложная. Чтобы заглянуть вглубь себя, необходим особый, философский склад ума, сосредоточенность, мужество понять и принять открывшееся. При этом поэт должен уметь поделиться познанным так, чтобы это было интересно другим.
Нередки случаи, когда авторы, стремясь донести читателям свои размышления о мироздании, вопросах бытия, сбиваются на путь голословной схоластики, сентенций с бледными, порой тривиальными поэтическими образами. Живые стихи превращаются в дидактику, далекую от настоящей поэзии. Благодаря природному дару и добытому мастерству А. Масалов в своей философской поэзии чудесным образом избежал этого пути. Его стихи и философичны, и поэтически ярки одновременно. Свидетельствуют о высокой творческой фантазии, переплетающейся со зрелыми размышлениями о жизни, земной и духовной.
Впечатляют фантастичные, выпуклые, возвышенные и красочные картины, рожденные поэтическими строками триптиха, открывающего первый, самый обширный раздел книги. Здесь уверенно звучат духовно-космологические мотивы.
Сына прижавшая к вечному телу
Грустно – земная идет Богоматерь…
***
А в сферах гудели зеленые смерчи,
И падали звезды куда-то с размаха,
И сердце мое, из живой гуттаперчи,
Вмещая пространство, не ведало страха…
***
Душа торопилась, летя по спирали,
Где бился со змеем неистовый всадник
И белые молнии ночи пронзали…
Воображению поэта, его внутреннему взору открываются «такие глубины, / какие вместить невозможно сознанью». В этих глубинах, по словам автора, «нету начала и нет середины,/ и нет окончания дням Мирозданья…» Как видим, поэт умеет образно и доступно говорить о вещах, которые порой трудно представить и выразить словами обычному человеку.
На мой взгляд, Анатолию Масалову одинаково изящно удаются и масштабные картины Вселенского мироздания, и реальные приметы, детали земного дня, подкупающие искренностью, задушевностью, каким-то особым уютом. Предлагаю убедиться в этом самим.
И дома будет пахнуть шанежкой,
И на полу шуршать лузга,
И во дворе топиться банюшка,
Трещать поленья и мезга.
(«Откуда эти непомерные…»)
Уже темно. Согреюсь кружкой чаю.
Дрова в печи и плачут, и горят.
(«Куда ни глянешь – стылые деревья»)
Живу в пустом, но теплом доме,
И дремлет кот в истомной коме…
И, видно, слышит краем уха,
Как между стекол бьется муха,
И пузырьки пускает квас…
(«Черновики горят в камине…»)
Но среди обыденности дней и домашнего уютного мирка поэт все время возвращается мыслями к высокой, духовной стороне жизни. В ней обязательно есть место и молитве, без которой «болящая душа онемела», и размышлениям о смысле земного существования.
Потом вдали зашторится окно,
И нет ответа вечному: «Зачем я?»
И дольний мир с небесным заодно
Зажгут огни вселенского кочевья…
(«Вновь на охоту вылетела мышь…»)
Поэт с болью ощущает невостребованность многими духовных начал и заповедей, несовершенство земного мира: «Еще земля косноязычна…/ Еще душа асимметрична…/ И все еще греховна плоть…» По мнению автора, после распятия Христа мы «не живем во Христе/ В мире жестоком и мире великом». Однако, несмотря на все земные грехи и ошибки, «любит Господь духом увечных и разумом сирых», даря человеку уроки прощения и безмерной любви.
Толчком к философским размышлениям поэта служит все многообразие окружающего мира. Например, заря, от которой «полнеба полыхает», становится причиной вопроса, обращенного к себе: «Что знаешь ты о пламени таком?» Месяц, зависший у раскрытого окна, - повод для размышлений о свойствах Времени: «Любое Время – Время не пустое -/
Для мысли есть немыслимый простор». Приметы ранней осени – это не просто проявления одного из времен года, а целая «эпоха/ Сути и смысла, слова и дела…». А среди обычных реалий морозного дня, где скулит «нервный пес», мчатся «санки шалые с горы», веселятся дети, поэт способен разглядеть и почувствовать тонкие проявления иного Бытия, окутанного тайной.
И понял вдруг, что это не случайно:
Закат в полнеба ярко багровел,
И в этот час космическая тайна
Открылась всем, кто этого хотел,
Иная явь, как музыка, звучала…
Мысли поэта постоянно направлены к неизведанному, которое волнует ум, будит фантазию, заставляет размышлять о сокровенном:
И все равно покоя нет
Летящей мысли в неизвестность,
Где есть на всех один ответ,
В бескрайнем слове – бесконечность…
(«Ветров весенних пастораль…»)
Кстати, уже сами слова «бесконечность», «бескрайность», «безмерность» притягивают к себе авторскую мысль. С этими словами связаны многие поэтические образы в книге: «Бесконечная дорога/ Бесконечности судьбы…»; «Замри на время и молчи - / Перед тобою Бесконечность…»; «Безмерны дали и глубины…».
То же можно сказать и о категориях пространства и времени. Для поэта Время и Пространство не только субстанции физического трехмерного пространства, но и свойство, качества иных сфер: «Пахнет дождем и пространством -/ Времени не существует»; «Мир недосказан, но воспет,/ И расширяется пространство»; «Времен качнутся жернова»; «Вмещалось Время призрачно и плавно/ В какую-то тягучую судьбу…»; «Сольются время и пространство, / И молния прочертит зет…». Благодаря поэтическому дару и неуемной фантазии можно преодолеть любые расстояния, и Пространство подчиняется силе человеческой мысли: «И ты от краешка Вселенной/ К другому краешку летишь…».
Преодолевая в мыслях пространство и время, автор словно поднимается над обыденным, приобретая некий космический взгляд сверху на окружающий мир:
И Млечный Путь как будто рядом
Свое развесил покрывало,
И, успокоенная ладом,
Земля вращается устало.
(«И я, возможно, так же кану…»)
Те же ощущения возникают при чтении стихотворения «Я вечно странствовать хочу». Поэт вертит старенький глобус, «банальнейший макет знакомой части Мирозданья», а у внимательного читателя рождается ощущение иной масштабности, иного измерения. Автор словно созерцает земной мир с высоты полета собственной фантазии.
Такой широкий и глубокий взгляд на окружающий мир, безусловно, рождает у поэта ответственность не только за себя, но и за других. Способствует постановке высоких целей перед самим собой:
Мне ж опять по граням лезвий
К Свету двигаться во тьме
Ради близости созвездий,
Ради лада на земле…
(«День короче – ночь длиннее»)
Для А. Масалова важно, придя в этот мир, «даром не пропасть», состояться в нем как личность. В жестоком мире и сложном времени нужно уметь оставаться Человеком в своем милосердии, сострадании, и автор к этому морально и духовно готов: «И я иду исполнить тот зарок, / Где все стерплю, обиды всепрощая…»
К думам о сути бытия и мира А. Масалова подводит и натура, склонная все подвергать анализу, и прожитые годы, добавившие мудрости.
Я ухожу все дальше, шаг за шагом,
И как свою судьбу не назови -
Вновь извожу безвинную бумагу,
Все думая о жизни и любви.
(«Я ухожу все дальше…»)
Если уже сам поэт заговорил о любви, то отмечу, что стихов интимной лирики в названном сборнике немного, но они привлекают внимание какой-то недоговоренностью, душевной болью, нерастраченностью чувств. Образ любимой женщины затуманенный, нечеткий, лишенный конкретных деталей. Он воспринимается скорее как поэтический символ, к которому автор стремится душой и сердцем: «И пройдет сколько лет, их совсем не заметишь,/ Только слышишь себя – без нее не могу»; «Мне понять бы тебя…»; «Не забыл, не забыл, и душе тяжело»; «… все равно обожгло, / и болит эта рана сквозная»; «Мысли нахлынут, отпустит тоска,/ А ты, как и прежде, мой друг, далека».
Мотивы тоски, безотчетной тревоги, одиночества звучат в целом ряде стихотворений поэта, отражаясь в их поэтических строках: «Ах, опять эта грустная нота»; «Я сам себя лечил тоской…». Среди «бесприютного захолустья» «заброшенной дыры», ощущений, что никому не нужен, «ни далеким, ни близким», лирическому герою «так хочется обычного тепла». Однако на смену грусти приходит оптимизм, мягкая ирония: «Что ж, одиночество нужно поэту…/ Все перемелется, боль отойдет»; «И вспыхнет взгляд, и просветлеют лица -/ Что наболело, выгорит дотла…».
Анатолий Масалов признается в любви к миру, который поэту с годами «все ближе и роднее». Он призывает и других дорожить жизнью, принимать этот бесценный дар с благодарностью: «Так будь душой благонамерен, / Пока шагается – шагай!». Однако поэту важно, чтобы любовь и родственная связь с окружающим миром, людьми были взаимны. А потому задается он вопросом: «Родней и ближе буду ли ему?» Незрелый человек, погруженный в эгоцентризм, такой вопрос себе вряд ли поставит. На него отваживается тот, кто ощущает ответственность за все, что привносит с собой в мир, в общество. Ощущать себя полезным и нужным кому-то – для поэта большое счастье.
Какое счастье: быть и знать,
Что ты еще кому-то нужен,
Что этой жизнью удосужен
Свой путь, как можешь, продолжать.
Важной составляющей окружающего мира был и остается человек. Без него кто оценит красоту окружающего пространства?
Я – человек, сам не знаю откуда,
Но без меня и природа не чудо…
А любоваться этим чудом автор умеет. Сколько свежих наблюдений сделал он, например, в привычных, казалось бы, картинах осеннего и зимнего дня. Давайте за метафоричностью поэтических строк понаблюдаем вместе:
Отяжелели дерева, /Свою листву окрасив охрой…;
И солнце в облачные дыры /Язык показывает свой;
Падают листья с остуженных веток, /И движется ворох медных
монеток…;
Снова осень приближалась / В красном бархате до плеч…;
И медленное солнце / Закатится в снега…;
И на снегу зажгутся снегири, / И облака зажгутся на закате.
В изображении картин природы автор изобретателен не только в использовании тропов. Он удачлив и в словотворчестве. Неологизмы авторской речи весьма интересны, выглядят естественно и обусловлены поэтическим текстом. Судите сами: «Даль серебрится ковыльно»; «И скоро будет звездно»; «Падают желуди гулко и хряско…».
В стихах сборника «И снова даль обнажена…» достойное место занимает тема творчества. Анатолий Масалов не мыслит себя вне поэзии. Творческий процесс в нем постоянен. Бумага, перо, уединение при свете огонька, ночная тишина – и вот уже рождаются строки новых стихов. В обычной жизни для поэта все имеет внутренний смысл, во всем он видит или пытается отыскать отзвуки поэзии, истоки вдохновения. Приведу несколько примеров:
Я избегаю общих фраз - / Меня эпитеты волнуют…;
И нездешние звуки и знаки / Превратятся в хорей и анапест,
А иными словами – в стихи;
И слова преображала / В зарифмованную речь (об осени).
Автор трепетно относится к поэтическому слову, которому подвластно все. Своеобразным гимном ему могут служить строки одного из стихотворений книги:
…Оно не старо и не ново,
Оно, как истина сама.
Оно, как сладкий, вязкий шорох,
В миры иные проводник…
Быть поэтом – путь радостный и сложный. Как «сотоварищ по перу» А. Масалов с любовью и уважением относится ко всем, кто добровольно принял «схиму», способ жизни, отличный от других:
…Я помню всех, принявших схиму,
По именам и псевдонимам,
Живущих в мире и в миру.
Я вас люблю…
В сборнике стихов «И снова даль обнажена…» несомненный интерес вызывает раздел, посвященный поэтам. Эпиграфом к нему автор выбрал слова Ларисы Миллер: «Узнай, в какие времена какие чтили имена». Здесь расположились стихи-посвящения А. Фету, А. Чехову, Н Рубцову, М. Волошину, А. Грину и другим авторам.
Поэтическая фантазия позволяет читателю увидеть квартиру Афанасия Фета и ее хозяина в зимний вечер. Автору удалось подметить одно из драгоценных качеств русского классика – воспринимать мир в первую очередь не рассудком, а сердцем: «Он независим сердцем от ума».
В стихотворении, посвященном А. П. Чехову, легким пунктиром, с помощью назывных предложений, обрисована Белая дача, где по-прежнему царит дух великого писателя, и «голос хозяина слышен в прихожей».
В интересной форме построены стихи, адресованные Н. Рубцову, - поэтическая речь ведется от имени рано ушедшего из жизни поэта. Николай Рубцов, обращаясь к потомкам, призывает их любить жизнь, дорожить ею. Чтобы стихи получились реалистичными, Анатолию Масалову нужно было глубоко прочувствовать душу талантливого поэта, безусловно, не успевшего реализовать свой дар до конца.
Несколько абстрактно, с благоговением перед «мыслителем, ясновидцем и поэтом» Максимилианом Волошиным автор рисует личность яркую, многогранную.
Разделы «Сонеты» и «Четвертое измерение», где А. Масалов поместил свой Венок сонетов, еще раз убеждают в авторском профессионализме, отражающемся и в тематике, и в технической стороне стихов. Особенности этого жанра привлекают поэта:
Я не пишу баллад и семистрочий,
Но склонен к поэтической игре,
Где не боюсь повторов и тире
И тяготею к тайне многоточий.
Интересно понаблюдать за технической стороной стихов сборника. Автор одинаково легко использует перекрестные, кольцевые, смежные рифмы, хотя предпочтение, пожалуй, отдает в четверостишиях кольцевой рифмовке. Довольно часто поэт не разбивает стихи на катрены. В этом случае все стихотворение представляет собой единую строфу, в которой поэтические строки объединены общей рифмой, интонацией, смысловой завершенностью. Иногда использует шестистишия, в которых ему нравится рифмовать поэтические строки по самой «песенной» схеме: aabccb, придающей стихам подвижность, пластичность, мелодичность. Автор очень изобретателен в рифмах, среди них немало свежих, неожиданных. Много примеров богатых, разнородных рифм, что, конечно, свидетельствует о мастерстве, профессионализме поэта.
Анатолий Масалов вслед за тенденцией современной поэзии к широкому использованию неточных рифм демонстрирует в своих стихах их яркое разнообразие. Расширяют авторскую систему краесозвучий корневые рифмы (гости – тостер; стужу – нужен; меры – верит; захолустье – не отпустит), рифмы с выпадением и вклиниванием (грусть - вернусь; застыну – осины; губы - глуби), усеченные ( по ночам – свеча; очаг – ключа; глечик - встречи). Встречаются интересные примеры составных рифм (петарды – дар ты), с чередованием (завтра – азарта; версты – полуостров), омофонических (мед – настает; не жгут – труд; плоть - Господь).
В одном из стихотворений поэт пишет: «Наступит озарение, придет заветный час, / Строка стихотворения расскажет все о нас…». И действительно, поэтическое слово А. Масалова дает возможность нам, читателям, увидеть окружающий мир через призму авторского восприятия. Кроме эстетической и художественной ценности, стихи знакомят с мировоззрением поэта, его отношением к обществу, человеку, основным жизненным ценностям. Автор считает, что «поэзия – это состояние души, и вечность становится ближе и понятнее, когда глазами сердца видишь бытие».
Надеюсь, что к моим впечатлениям о сборнике «И снова даль обнажена…» читатели добавят свои собственные. А я желаю автору вдохновения и новых творческих удач.
«Литературная газета плюс Курьер культуры: Крым-Севастополь»
2012 г. |
